Легендарные лошади

Ее звали Tormenta

Altair

Amira

Tormenta

Zaldia

Буцефал

Содержание

Пролог

Мой генерал, справился ли я с возложенной на меня миссией?

Я без устали скакал на юг, прежде чем попасть сюда. При встрече с варварскими племенами мне не удалось использовать твой пропуск; они говорили на непонятном языке и проявляли враждебность. Время от времени мне приходилось прорубать себе дорогу мечом, и с тех пор я избегал встреч с людьми. Преодолев горы, долины и равнины, я увидел перед собой необъятное море.

У меня не было выбора, кроме как пойти вдоль побережья на запад в надежде найти способ пересечь море и продолжить путь на юг. Я нашел гавань, в которой стояло несколько

торговых кораблей. При помощи жестов и нескольких золотых монет, которые ты мне дал, я сумел договориться с капитаном одного из кораблей о переправке на другой берег — но, увы, только для меня. С большим сожалением я отпустил моего коня. Мы вышли в открытое море, и только я начал наслаждаться морским путешествием, как вдруг нас атаковала пиратская галера.

Пираты были столь же свирепы, сколь и хитры. Подплыв к нам, они начали взбираться на борт. Я храбро сражался вместе с командой, но вскоре понял, что противники побеждают, и решил рискнуть. Я разрезал кожу на бедре, спрятал в ране предмет, который ты мне дал, и замотал ногу тряпкой, оторванной от паруса.

Пираты убили всех, кто был тяжело ранен, забрали весь груз с нашего корабля и утопили его на дне океана. Выживших приковали к веслам и безжалостно понукали кнутом; так началась моя жизнь в рабстве на пиратской галере.

Это море служило полем боя между варварскими племенами, каждое из которых было еще более кровожадно, чем предыдущее. Я был всего лишь объектом работорговли и выжил только благодаря своей силе, которая позволяла мне грести без жалоб. Побег был невозможен. Рана на моем бедре зажила необыкновенно быстро, и никто не догадывался, что в ней спрятано.

Шли годы, меня гнали с моря на сушу и обратно в море, и я повидал

мир во всем его разнообразии — мир, которым хотел править Александр. Я был рабом, пока шторм не разнес в щепки корабль моего последнего хозяина. Вместе с обломками судна меня вынесло на берег. Я избавился от цепи, которая все еще сковывала мои лодыжки, разбив ее о скалы. Наконец-то став свободным, я больше не вернулся в море, в чьих водах было больше пота и крови, чем на полях боя, где я сражался бок о бок с тобой, мой генерал, во славу Александра Македонского. Что сталось с тобой после поражения у реки Гидасп? Что произошло с нашим царем, когда он упал и был унесен на носилках с поля боя по вашему приказу?

Я помню, как этот молодой правитель, яркий, непохожий

ни на кого другого и непобедимый, гордо восседал на своем великолепном жеребце Буцефале, — каждый из воинов без колебания отдал бы за него свою жизнь. Почему же его упорное желание завоевать мир привело его, а вместе с ним и нас, к неправедным деяниям, бесчинствам и кровавым побоищам? Мы вступили в нашу последнюю битву с индийцами со страхом и отвращением только потому, что ты, Птолемей, попросил нас. Твои люди верили только в тебя. И все же мы знали, что эта битва станет для большинства из нас последней…

Прибитый к берегу на краю света, окруженный лишь волнами до самого горизонта, я отказался от мысли найти путь на юг. Я решил пойти по суше. Однажды,

когда усталость, одиночество и лихорадка одержали верх над моей смелостью и силой, какая-то женщина из варварского племени, окруженная стайкой худых детей, приютила и накормила меня. Я выучил их язык, помогал этой женщине выращивать урожай и иногда сдабривал ее пищу добытой на охоте дичью. Так продолжалось до тех пор, пока однажды, во время охоты, я не потревожил медведя в горах. Он нанес мне чудовищные раны, прежде чем я успел его побороть.

Жизненные силы покидают меня, я не могу идти и возвращаюсь к моей женщине ползком. Я не увижу лицо своего нерожденного ребенка, которого она вынашивает. Я не смогу рассказать ей о предмете, что зашит в моем бедре. Он

будет похоронен с моим телом в этой чужой земле, которая могла когда-нибудь стать моей. Генерал Птолемей, я унес доверенный мне предмет так далеко, как смог. И хотя я не смог донести его до южной границы, он был надежно спрятан все эти годы и будет погребен вместе со мной.

Генерал, я умираю, не узнав ответа на свой вопрос. Выполнил ли я свою миссию?

Солдат Эфхаристо, приблизительно 310 г. до н. э.

- 1 -

Она родилась раньше срока в ту ночь, когда разразилась ужасная гроза, tormenta. Пока мой дедушка Рамундо пытался спасти ее мать, чтобы та не умерла от кровотечения, я растирал новорожденную кобылку сеном, чтобы удалить покрывавшую ее амниотическую оболочку и немного согреть. Она была совсем крошечной и почти не двигалась. Сам не зная зачем, я начал изо всех сил дуть ей в ноздри, словно мог вдохнуть в нее желание дышать, хотя мне самому было тогда всего пять лет от роду. Потом я продолжил растирать ей грудь, подбадривая ее и дуя ей в ноздри, несмотря на дедушкины просьбы оставить бедного жеребенка в покое. Я расплакался. Я крепко обнимал и качал кобылку,

умоляя ее проснуться. Я почувствовал, как дедушка тронул меня за плечо, приказывая отпустить ее. В этот момент раздался оглушительный раскат грома. Я почувствовал сильное жжение в груди, а неподвижная до этого кобылка запрыгнула мне на руки. Я ослабил свои объятия, не веря в происходящее чудо. Ноги жеребенка, повинуясь древнему инстинкту выживания, двигались медленным галопом. Я слышал неровное биение ее сердца, в то время как она пыталась поднять голову.

— Maldito! — недоверчиво вскрикнул дедушка. — Пабло, ты спас ее. Смотри, она пытается встать!

Мои глаза затуманились от слез, но теперь это были слезы радости. Я наблюдал

за самым удивительным зрелищем в мире: новорожденная поднялась на ноги, прошла несколько шагов и упала от усталости, потом сделала еще одну попытку. Неуклюже стоя на ногах, она мало что соображала, но уже искала материнский сосок.

— Продолжай ее согревать, — крикнул дедушка. — Я принесу молоко и одеяло.

Лошадка вернулась ко мне и попыталась пососать мои пальцы, уши и нос, а я продолжал энергично ее массировать. Когда мокрый от дождя дедушка вернулся в стойло, она спала рядом со мной. Он дал мне в руки бутылочку и обернул вокруг меня одеяло, так что оно согревало нас обоих. Тогда я впервые увидел, что дедушка Рамундо

может быть заботливым и нежным. Лошадка дернулась во сне, причмокнула губами, нашла соску и стала пить большими глотками. Дедушка покачал головой и пробормотал:

— Храбрая малышка. Как ее назовешь?

— Tormenta.

Я до сих пор очень хорошо помню ту ночь, когда родилась Tormenta. Мы росли вместе и стали лучшими друзьями. Tormenta выросла и окрепла, превратившись в грациозную молодую кобылу светло-гнедой масти с шоколадной гривой и белыми чулочками. Летом мы вместе плескались в моем бассейне, а весной играли в прятки в высокой траве, и я даже учил ее играть в футбол! Если бы бабушка не была столь

непреклонной — «Verdammt, wir sind keine Tiere» (мы не животные!) — я бы каждую ночь спал в стойле рядом с моей лошадью. Первая драма случилась, когда меня отправили в школу; в Аргентине дети в возрасте от 6 до 14 лет обязаны получать начальное образование. Чтобы как-то утешить меня, мне разрешили ездить в школу в соседнюю деревню верхом, как детям работников ферм, и мы «парковали» наших лошадей на поле рядом со школой. Когда мне исполнилось 14 лет, случилась настоящая трагедия: перед сдачей экзаменов на степень бакалавра мне предстояло пять лет проучиться в средней школе, которая находилась в городе Санта-Роса; я больше не мог добираться до школы на лошади — мне пришлось ездить на автобусе. Но самым сложным было уехать в университет в Буэнос-Айресе.

Конечно, я с восторгом предвкушал то время, когда покину родительское гнездо и буду наслаждаться независимостью в столице, но в то же время мое сердце разрывалось от мысли, что мне придется оставить Tormenta. Я смогу видеть ее только во время каникул между семестрами. Дедушка Рамундо поговорил со мной за день до моего отъезда в Буэнос-Айрес. Я знал: он был очень опечален тем, что я уезжал с фермы, где будущее гордых гаучо теперь ничем не отличалось от будущего бедных крестьян. Но он сказал лишь, что гордится мной и моими успехами в учебе. Дедушка указал на металлический кулон на кожаном шнурке, который достался мне от нашего предка Эстебана и который я носил на груди с самого детства:

— Он всегда приносил нашей семье удачу. Не снимай его и будь сильным. И не потеряйся там, в столице. Adios!

Теперь, когда я знаю, откуда взялся этот чертов кусок металла, я понимаю, почему он никогда не приносил мне удачу…

- 2 -

«Мексиканцы произошли от ацтеков, перуанцы от инков, а аргентинцы от кораблей». Октавио Пас, мексиканский поэт, эссеист и дипломат (1914–1998)

В 1877 году судьба нанесла поистине тяжелый удар моему предку по имени Эстебан Руис Эскобар Мендоса: его молодая жена умерла при родах, забрав с собой на тот свет их первенца; эпидемия ящура погубила его скот; лесной пожар уничтожил его поля и ферму. У него не осталось ничего, кроме этого куска металла с выгравированными непонятными символами, который хранился в нашей семье с незапамятных времен и чудесным образом был найден на пепелище, оставшемся от фермы. Один, без гроша в кармане,

Эстебан решил уехать из Испании и отправился покорять Новый мир, полный решимости начать новую жизнь и сделать себе состояние. Он приехал в Буэнос-Айрес в 1878 году.

Эстебан был неутомимым работником и сумел накопить достаточно денег, чтобы купить несколько голов скота и землю. Он выбрал участок между Рио-Саладо и Рио-Колорадо, расположенный где-то среди бескрайних мрачных равнин, которые называются пампасами — по имени коренного американского племени, когда-то жившего в этих краях. Он построил свою ферму на этой плодородной земле, где обильно росла трава и где было легко разводить скот и лошадей. Вскоре ему потребовалась помощь, и он нанял

несколько гаучо, которые присматривали за скотом. Гаучо, в переводе с языка южноамериканского племени кечуа, означает «бродяга»; они были, по сути, метисами от смешанных браков испанцев и индейцев, и поэтому общество их не признавало. Гаучо ездили на «криолло» (порода выносливых аргентинских лошадей), и были немногословны и трудолюбивы. Однажды, проезжая через свои владения, Эстебан увидел какого-то гаучо, который мылся в реке. Каково же было его удивление, когда он понял, что это была молодая девушка, которая жила среди этих нелюдимых и гордых мужчин. Это была любовь с первого взгляда; Эстебан женился на этой сильной и загадочной метиске, чье имя осталось тайной. Она родила ему много детей, которых она по-своему любила, однако, говорят, что больше всего она любила в одиночестве скакать по пампасам.

Когда я смотрю на его потускневший от времени портрет над камином, разглядываю его ноги в защитных кожаных гетрах, guardamontes, похожих на крылья бабочки, и его суровое и отрешенное лицо, то говорю себе, что не хотел бы сражаться с ним на дуэли. Мой дедушка, Рамундо Руис Эскобар Мендоса, сказал, что свой дурной характер я, должно быть, унаследовал от него. Но человек, которого называют «Эль Зорро» (лис) и который сегодня управляет фермой, доставшейся нам от предков, тоже несет ответственность за мой «дурной характер». Думаю, он перенес свое желание о том, что его сын пойдет по его стопам, на меня. И это на меня очень давит…

Мой дорогой дед женился на Хельге Зигфрид, дочери немецких иммигрантов, очарованный ее девичьими русыми волосами и темно-синими глазами (которые я унаследовал). У них родился только один сын, Сезар Руис Эскобар Мендоса, мой отец, который быстро покинул коровник и стал профессиональным танцором танго. Ах, этот невыносимо меланхоличный танец разгоряченных тел и душ… Он женился на моей матери, потрясающей танцовщице по имени Мафальда. Они назвали меня Пабло в честь художника Пикассо, которого моя мать обожала. Однако любовь к танго оказалась сильнее, и они отправились путешествовать со своим шоу вокруг света, доверив мое воспитание дедушке Рамундо и бабушке Хельге.

Короче говоря, если я стал таинственным одиночкой с дурным характером, то в этом следует винить, главным образом, мою семью. Но когда я сижу верхом на Tormenta и мы несемся на всех парах по бескрайним пампасам, я совсем другой человек. Я так широко улыбаюсь от счастья и удовлетворенности жизнью, что в моих зубах могут застревать пролетающие мухи.

Ладно, хватит думать о том, когда я снова увижу свою лошадь, нужно поторопиться в конференц-зал. Сегодня к нам приехал ученый из Монголии, с другого конца света: Профессор Тэмуджин, который вместе со своими студентами в Университете Улан-Батора разработал робота, способного

искать пропавших людей в экстремальных погодных условиях. Кажется, эта разработка появилась на основе реальной истории, после того как что-то случилось с одним из его студентов в покрытых льдом Алтайских горах…

- 3 -

На свой десятый день рождения я получил по почте подарок из Шанхая. Его прислали мои родители, которых вечно не было дома и которые в то время были на гастролях в Китае. Это был винтовой самолет на дистанционном управлении, который был присоединен длинным кабелем к какому-то устройству наподобие древнего Game Boy. Вне себя от радости, я прыгал по дому, запуская самолет и издавая громкие звуки шумящего двигателя, пока бабушка не выгнала меня на улицу своим властным окриком: «Raus!». Благодаря этой игрушке я отправился в удивительное приключение. Я воображал себя гордым и свободным пилотом, готовым в любой момент отправиться на другой конец земли к

родителям, а потом мечтал о том, как улетаю из Аргентины исследовать неизвестные земли. Я был героем, путешественником и спасателем, который сбрасывает гуманитарную помощь жителям бедных стран или бомбит злодеев, в зависимости от придуманной мной игры. Я был Антуаном де Сент-Экзюпери, который, несмотря на трудности, доставляет почту по всему миру для компании Aéropostale, или Чарльзом Линдбергом, первым человеком, который в одиночку пересек Атлантический океан. Неутомимый и непобедимый летчик, в итоге, приземлился… на ветки столетней джакаранды, посаженной моими предками у входа на ферму. Яркие синие цветы джакаранды были похожи на небо, и я задумался, как бы мне взлететь на это небо так, чтобы достать мой самолет. Конечно, я попробовал тянуть за кабель, как безумный, но только оторвал его. План Б состоял в том, чтобы забраться на дерево, но тогда мне понадобилась бы лестница, чтобы достать хотя бы до первых веток, по котором можно было лезть дальше. Поэтому я выбрал другой путь.

Я издал протяжный свист, и моя верная Tormenta, которая беззаботно паслась в нескольких метрах от меня, навострила уши, услышав мой зов. Она радостно заржала и пустилась ко мне легким галопом. Она ткнулась кончиком носа мне в шею, пожевала мои волосы и начала прыгать вокруг меня, приглашая поиграть. Было сложно объяснить, что я всего лишь хотел использовать ее как подставку, но мне все-таки удалось успокоить ее и заставить стоять смирно под ветвями джакаранды. Я встал ей на спину, вытянул руки, схватился за ветку и взобрался наверх, как обезьянка. Чтобы достать самолет, мне нужно было подняться немного выше, и после нескольких маневров, в результате которых с джакаранды упало довольно много цветов, я сумел освободить свою игрушку. Я издал победный крик, но в этот момент моя нога соскользнула. Я полетел вниз, отскакивая от веток, словно перезревший плод, и свалился на землю, прямо в облако синих лепестков. Результатов моих трудов стал спасенный самолет и перелом обеих голеней. Я был настолько ошеломлен, что не мог даже позвать на помощь, но, к счастью, Tormenta подняла такой шум, что ко мне сбежались все работники фермы.

Долгие недели восстановления определили мое будущее. Конечно, я не мог ездить на лошади или ходить в школу, но я всеми силами старался починить мой бедный самолет. Используя детали других электронных игрушек, которые приносили мне мои неравнодушные одноклассники, инструменты работника, который нашел меня под джакарандой, и советы, полученные от энтузиастов авиамоделирования и любителей игрушек на дистанционном управлении, я сумел полностью переделать мой самолет, так что теперь ему даже не нужен был кабель. На протяжении следующих лет перед сдачей экзаменов на степень бакалавра, когда погода была слишком ужасной для прогулок по пампасам с моей Tormenta, я развлекался тем, что всячески улучшал мой самолет: использовал более легкие и прочные материалы, увеличивал время полета и радиус действия дистанционного управления… я даже установил ручную камеру и придумал, как управлять самолетом при помощи моего ноутбука. В последний год моего обучения в средней школе учитель физики убедил дедушку отправить мои документы в Университет Буэнос-Айреса. Он сказал, что такой любознательный и умный парень, как я, найдет применение своему уму в сфере разработки новых технологий… а также что я смогу уменьшить мой «летающий танк».

Поэтому сейчас я изучаю нанотехнологии и очень интересуюсь беспилотниками, будь они летающими, ползающими или катящимися. Мне не терпится узнать все об этом роботе, которого создали студенты в далекой Монголии…

- 4 -

Думаю, что Drobot (от слов «drone», беспилотник, и «robot», робот), созданный студентами профессора Тэмуджина, — это гениальная разработка! Он выглядит, как нечто среднее между гусеницей-мутантом и летающим тараканом, и хотя на первый взгляд он кажется уродливым, такой дизайн позволяет ему работать в любых географических и климатических условиях. Этот аппарат мог бы завоевать золотую медаль в десятиборье: он может летать, прыгать, ползти, бежать, плыть, ехать на лыжах, выпускать захватные крюки, карабкаться по гладким стенам и выбираться из любых ситуаций. Кроме того, он «умный» и адаптируется к любым условиям, в которые попадает, а также может выполнять

операции на месте автономно или по команде дистанционного оператора.

— Он как робот Люка Скайуокера в «Звездных войнах», только уродливее! — произносит со смехом мой друг Тьяго своим громоподобным голосом, хлопая меня по спине.

Он просто не может удержаться от того, чтобы не смутить меня своими идиотскими репликами. Но профессор Тэмуджин не теряется, он ждет, пока стихнет смех, а потом отвечает.

— Который, R2-D2 или C-3PO? В любом случае, каким бы уродливым он ни был, я надеюсь, что наш Drobot будет так же полезен человечеству, как роботы Люка Скайуокера были полезны ему!

И профессор продолжает свой рассказ. — Drobot оснащен несколькими сенсорами, GPS, сонаром, гироскопами и многим другим. Вычислительный блок обрабатывает всю собранную информацию и позволяет роботу адаптироваться. Например, он может отреагировать на порыв ветра или морское течение и изменить свою траекторию. Он также может брать образцы материалов, снимать их, сканировать, освещать и записывать. Короче говоря, этот робот позволяет удаленно выполнять те задачи, которые обычно на месте выполняет целая команда опытных ученых с использованием специального оборудования. И все это можно делать даже без ноутбука, подойдет обычный смартфон! Затем профессор Тэмуджин показывает нам на большом экране лекционного зала короткий фильм о том, как можно использовать робота в тех районах, которые слишком опасны для людей, например, для оценки токсичности загрязненных грунтовых вод или для осмотра разрушенной атомной электростанции типа Фукусимы. Этот беспилотник также может передавать ценную информацию командам спасателей во время лесных пожаров или серьезных стихийных бедствий, например, циклонов и ураганов. Его применения в гражданской жизни можно перечислять бесконечно. Но всех нас особенно заинтересовала та часть фильма, в которой робот мог определять местонахождение людей, погребенных под снежной лавиной, что сокращало время на их поиск и значительно увеличивало их шансы на выживание.

— Видите, Drobot отличается от военных беспилотников, предназначенных для хирургически точного ведения военных действий, когда удар наносится издалека и без риска для жизни атакующего.

Тьяго, ярый пацифист и антимилитарист, поднимается и начинает одну из своих любимых речей.

— Это отвратительно! Эти так называемые «точечные удары» приводят к неприемлемым сопутствующим разрушениям. Погибают или получают увечья невиновные граждане и...

— Совершенно с вами согласен, молодой человек, — перебивает его профессор, направляя Drobot через весь лекционный зал к

Тьяго, и беспилотник передает изображение его лица на большой экран. — Именно поэтому я порекомендовал своим студентам оформить патент, чтобы не допустить использования робота в жестоких целях. Но позвольте мне перейти к главной теме моего выступления, — продолжает профессор, возвращая робота на стол простым нажатием кнопки на своем телефоне. — Поскольку это является целью вашего университетского образования, я бы хотел рассказать о том бесценном вкладе, который делают нанотехнологии в развитие науки, и как мы можем их использовать, чтобы сделать робота еще более эффективным…

Тьяго, завороженный спокойной уверенностью этого потрясающего

маленького человечка, садится на место, не говоря ни слова.

По окончании увлекательной речи профессора аудитория взрывается аплодисментами, после чего студенты начинают медленно покидать лекционный зал, обмениваясь одобрительными комментариями. Я же решаюсь подойти к профессору, чтобы выразить свое восхищение и спросить, не хочет ли он взглянуть на мое творение, мой «Страхолет». Профессор Тэмуджин, собирающий свои вещи, поднимает голову и улыбается. И тут словно плотину прорывает — я эмоционально рассказываю ему историю создания своего самолета. Однако через какое-то время я понимаю, что он меня больше не слушает. Он неотрывно смотрит мне на

грудь, а потом переводит взгляд мне в лицо. Он выглядит ошеломленным. Другие студенты пытаются с ним заговорить, но профессор Тэмуджин их не замечает, лихорадочно роется во внутреннем кармане своего пиджака, достает ручку и маленький потрепанный блокнот, который дает мне.

— Напишите свое имя и номер телефона и отправьте ваши планы и фотографии на электронный адрес Университета Улан-Батора.

Из другого кармана он вытаскивает свой смартфон и спрашивает:

— Можно, я сфотографирую вас на память? Я встречаю так много людей, что мне сложно запоминать их лица…

Я безмолвно киваю. Профессор подзывает меня поближе, поправляет мой воротничок и делает несколько фотографий. Мне ужасно неловко, особенно когда Тьяго и другие студенты начинают надо мной подшучивать.

— Ого! Сеньор Пабло пробуется на роль?

В это время приходит завуч, который разгоняет толпу, чтобы напомнить профессору, что ему следует поторопиться, если он не хочет опоздать на самолет. Профессор кивает, кладет телефон, блокнот и ручку обратно в карман, берет свой портфель и перед самым уходом шепчет мне на ухо:

— Я… кто-нибудь от моего имени скоро вам

позвонит. Мне жаль, что мы не смогли подробно поговорить. Вы можете полностью доверять этому человеку…

— Поспешите! — нетерпеливо кричит завуч. — Вы же знаете, какие в Буэнос-Айресе бывают пробки…

Тьяго хватает меня за руку и протаскивает через толпу, кудахча, как курица, тоненьким голоском:

— Ты будешь звездо-о-ой, амиго-о-о! Мы увидим тебя в «Игре беспилотников», «Анатомии Пабло» или даже «Сплетниках»! Можно авто-о-ограф?

Я предпочитаю просто посмеяться над поддразниваниями Тьяго, но не могу выбросить из головы странные слова, которые прошептал

профессор: — Кто-нибудь вам позвонит. Доверьтесь ему…

- 5 -

Мой мозг усиленно работает: я придумываю, как бы еще улучшить мой «Страхолет». Я только что зашел в университетское кафе, которое кишит галдящими студентами, и наполнил свой калебас горячей водой из кулера. Здесь, как почти везде в Аргентине, можно пить мате (тонизирующий напиток, который мы употребляем вместо чая и кофе) в любое время. Я потягиваю горячий, слегка горький настой через алюминиевую трубочку и пытаюсь привести мысли в порядок. Вдруг мой телефон начинает настойчиво вибрировать…

Неизвестный международный номер. Может быть, это тот достойный доверия человек, о котором говорил профессор Тэмуджин? Я с опаской отвечаю.

— Это Джон Фицджеральд Ганнибал из Hannibal Corp.

Я роняю свой калебас. Есть ли на свете хоть один человек, который не знает господина Ганнибала, гения-миллиардера, которому принадлежат компании, внедряющие инновации в области высоких технологий, и который финансирует научные исследования во всем мире? Кто бы не мечтал о получении стипендии, предлагаемой только самым перспективным студентам? Но я не понимаю, почему мне звонит сам Ганнибал; я ведь только начал учиться в университете и мне еще предстоит показать себя. Если только меня не порекомендовал кто-то из преподавателей… может быть, профессор Тэмуджин? Не понимаю. Я

ведь еще не отправил ему планы моего «Страхолета».

— Молодой человек, — продолжает Ганнибал на идеальном испанском с небольшим намеком на американский акцент, — вы носите подвеску, которая представляет для меня огромный интерес в связи со своей исторической значимостью. Я бы хотел, чтобы ее осмотрел один из экспертов из Фонда всемирной истории имени Ганнибала, который сейчас работает в Буэнос-Айресе. У главного входа в университет вас ждет такси, которое отвезет вас к месту встречи. Мой эксперт, Горацио Кортес, компенсирует вам доставленные неудобства. Само собой разумеется, вы должны прийти один.

Я даже не успел сказать ни слова, потому что он уже отключился. У меня такое ужасное чувство, что мне отдали приказ, которому нельзя не повиноваться, это даже хуже, чем когда дедушка Рамундо заставлял меня что-то делать без объяснений. Терпеть не могу такие ситуации; все, что мне хочется, — это перезвонить Ганнибалу и сказать, чтобы он от меня отстал. Я поднимаю свой пустой калебас и раздраженно запихиваю его в сумку. В гвалте, царящем в кафе, я различаю пронзительный смех и автоматически поворачиваюсь к источнику звука. Ну да, это Тьяго выделывается перед целым гаремом из своих восторженных поклонниц. Конечно, это легко, когда у тебя тело, как у Криштиану Роналду… Если уж он начал свое представление, то ничто его не остановит, даже когда я начинаю жестикулировать, как сумасшедший, мне не удается привлечь его внимание. Я хотел рассказать ему про этот звонок, но сейчас явно неподходящее время. Я сдерживаю свое разочарование и направляюсь ко входу в университет, ругаясь про себя. Едва я выхожу за дверь, как вижу водителя черно-желтого такси, который смотрит на экран своего мобильного телефона, а затем машет мне рукой. Я говорю себе, что, может быть, мне удастся узнать что-нибудь интересное про этот чертов кусок железа, привезенный из Испании нашим предком Эстебаном, и это порадует дедушку…

Водитель такси включает радио на полную громкость, что не дает мне задавать ему вопросы. Он едет, как Фанхио, аргентинский автогонщик, пятикратный чемпион Формулы-1. Буэнос-Айрес занимает почти 200 квадратных километров и выглядит, как шахматная доска, которая, кажется, никогда не закончится. Когда я приехал в столицу, я запустил свой «Страхолет» над городом, чтобы получить о нем представление, и меня впечатлили его масштабы и геометрическая четкость.

Водитель мчится, как безумец, по «французским» проспектам с множеством зданий в стиле османовского урбанизма и деревьями, так что машина поскрипывает на поворотах, и

выбирает маршрут, известный, похоже, только ему одному, поэтому я перестаю понимать, где я нахожусь, и борюсь с приступами подступающей тошноты. Я открываю окна и повисаю на ручке двери, пока водителю не приходится сбавить скорость, когда мы выезжаем на мощеную булыжником улицу. Судя по ярко окрашенным фасадам домов на высоких сваях, которые обязаны своим необычным обликом художнику Бенито Кинкелю Мартину, мы находимся в знаменитом районе Ла-Бока.

Через открытые окна я слышу, как прохожие разговаривают друг с другом на итальянском. Запах реки смешивается с аппетитными ароматами помидоров, жареной еды, чеснока и запеченной моцареллы, доносящимися с

шумных террас ресторанов. Такси злобно сигналит неторопливым пассажирам и проезжает по закоулкам, оказавшись в итоге на небольшой площади в конце тупика. Водитель отправляет сообщение, через несколько секунд открывается дверь, заросшая красивой бугенвиллеей, и из нее выходит крупный мужчина в легком льняном пиджаке. Мужчина передает водителю пачку денег, после чего просит меня выйти из такси. Он приветственно кивает и представляется.

— Меня зовут Горацио Кортес, я торговец антиквариатом и эксперт, работающий в Фонде всемирной истории имени Ганнибала. Будьте добры, пройдите за мной…

Я сглатываю слюну и следую за ним. Во что же я ввязался?

- 6 -

Я иду за сеньором Горацио Кортесом по лабиринту темных коридоров и попадаю в просторную комнату, залитую солнечным светом, льющимся сквозь большое эркерное окно. За окном простирается невероятной красоты сад: изысканные орхидеи, розы с шелковистыми лепестками и эффектные заросли других цветов всевозможных оттенков. Я отворачиваюсь от окна и, когда глаза привыкают к свету, я чувствую запах пчелиного воска. Безупречно натертый паркет золотистого цвета отбрасывает свет на мебель: большой резной стол, украшенный перламутром, и мягкие кресла с невысокой спинкой. Вдоль стен стоят книжные шкафы от пола до потолка — они заполнены старыми книгами и

разными антикварными изделиями. В этом укромном месте, надежно спрятанном в глубине бедного квартала, еще острее ощущается его роскошь и утонченность.

— Пожалуйста, садитесь, — говорит Кортес, показывая на стул напротив себя.

Он толкает в мою сторону хрустальный бокал с лимонадом, в котором позвякивают кубики льда, делает длинный глоток из своего бокала и пристально меня рассматривает. После того, как я опускаю свой бокал на богато украшенный поднос, Кортес достает из ящика стола прозрачную коробку из плексигласа. В ней находится оборудование, которое могло бы принадлежать стоматологу-хирургу. Затем ухоженная

рука моего собеседника указывает на кожаный бювар, лежущий между нами.

— Покажите мне этот предмет.

Я неохотно снимаю подвеску и кладу ее на бювар. Кортес подносит что-то вроде лупы к глазу и вращает подвеску при помощи щипчиков, подобных тем, что используют филателисты. Его лицо не выражает ни эмоций, ни особой заинтересованности. Наверное, такова специфика работы экспертом по антиквариату… Он опускает подвеску и небрежно замечает:

— Этот кусок металла не имеет рыночной стоимости. Думаю, вы и раньше это знали.

Я пожимаю плечами.

— Это не золото, просто старый металлический сплав. В любом случае, подвеска не продается. Это семейная реликвия.

— Хорошо, тогда расскажите мне, что ваша семья знает об этой подвеске, — продолжает сеньор Кортес, снимая очки и удобно устраиваясь в кресле.

Я вкратце рассказываю ему о переезде моего предка Эстебана из Испании в Аргентину, но, поскольку меня слегка раздражает его высокомерное отношение, я умалчиваю о том, что этот кусок металла нисколько не пострадал при пожаре.

— Итак, этот объект попал в Аргентину в 1878 году.

— Верно. А теперь вы расскажите мне кое-что. Что вы узнали во время осмотра? И почему господин Ганнибал так интересуется моей подвеской?

Тонкие губы Кортеса кривятся в холодной улыбке.

— Фонд Ганнибала очень интересуется эллинистическим периодом. Полагаю, что вы никогда не изучали греческий, молодой человек, иначе вы бы узнали некоторые древнегреческие буквы, выгравированные на этой подвеске.

— Эта штука из Греции? Как же она попала в Испанию? Сколько ей лет? А вы знаете, что на ней написано?

— Придержите коней, — отвечает Кортес, все еще улыбаясь. — Во-первых, я не знаю, что на ней написано. Некоторые из символов действительно представляют собой греческие буквы, но сами по себе они не несут никакого смысла. Подвеска — лишь малая часть целого, а его местонахождение Фонду пока неизвестно. Как и вы, я не представляю, откуда взялась эта подвеска и как она попала в Испанию в конце XIX века. Если вы хотите узнать, когда она была сделана и откуда взялась, вы должны позволить нам изучить ее в одной из наших специализированных лабораторий.

Внезапная вспышка алчности в глазах Кортеса не на шутку меня тревожит. Я тянусь

к бювару, чтобы забрать подвеску, но Кортес успевает схватить ее раньше, он держит ее за кожаный шнурок и раскачивает передо мной, как гипнотизер. Он слащаво шепчет:

— Вы получите ее после изучения, разумеется, с подробным отчетом о проведенных анализах. Фонд очень щедро вознаграждает тех, кто помогает ему в исторических исследованиях.

— Ну хватит. Отдайте, — говорю я как можно более твердым голосом и протягиваю руку.

— Разве вы не хотели бы ездить на красивом спортивном автомобиле? Разве ваши бабушка с дедушкой не заслужили достойной старости вместо того, чтобы таскаться в

Буэнос-Айрес и торговать скотом на рынке? Цены на мясо в наше время невысоки…

Меня одолевает ужасное беспокойство. Откуда Кортес знает про мою семью? И почему он так отчаянно хочет заполучить этот «никчемный кусок металла»?

Кортес медленно кладет подвеску в мою ладонь, улыбка на его лице сменяется скорбным выражением:

— Какая потеря для истории… Однако Фонд хотел бы получить… что-то вроде копии оригинала. Вы когда-нибудь слышали о 3D-печати? Ах да, из-за финансового кризиса в Аргентине финансирование университетов несколько сократилось. Однако, согласно моим источникам, руководство

университета собирается приобрести такой аппарат. Может быть, Фонд мог бы вам в этом помочь? Возможно, вам интересно было бы посмотреть на один из таких приборов, который стоит в соседней комнате, и увидеть, как он создаст точную копию объекта?

Охо-хо… Мысли в моей голове скачут, как бильярдные шары. Мне ужасно любопытно и, хотя я не доверяю этому слишком информированному сеньору, мне кажется, что ему удалось меня уговорить… В конце концов, это же ради благой цели! 3D-принтер в университете? Это было бы здорово! И я сдержу обещание, которое дал дедушке: не выпускать подвеску из виду — ведь я буду рядом, когда ее будут копировать. Maldito, я согласен!

- 7 -

Я бы никогда не подумал, что за этой роскошной комнатой, отделанной под старину, может находиться совсем другая: ультрасовременная, стерильная, без окон. Вся она тихонько гудит, словно высокотехнологичное чудовище. Принтер подключен к нескольким компьютерам и другим устройствам, и я завороженно наблюдаю за его работой. Кортес показывает мне этапы трехмерной печати.

— Предметы антиквариата, стоящие в офисе, это копии, сделанные из гипса с использованием технологии послойной печати, разработанной Массачусетским технологическим институтом, который, конечно, финансируется нашим Фондом. Но сейчас я буду использовать

моделирование методом наплавления: это когда объект «печатается», а вместо «чернил» используется воск, керамика, пластик или другие материалы.

Моя подвеска, уже без кожаного шнурка, стоит на стеклянной полке в центре прозрачного шара.

— Сначала я моделирую объект, который хочу «напечатать», при помощи программного обеспечения системы автоматизированного проектирования. Далее я изменяю настройки печати, такие как скорость, толщина слоев и точность, а затем выбираю расположение печатных головок, генерируя G-код. Хотите сами запустить процесс печати?

Я нажимаю кнопку «Ввод» и вижу, как за теплоизоляционным экраном двигается печатная головка, опускаясь и откладывая тонкие нити жидкого металла, начиная с очертаний объекта, затем заполняя середину, слой за слоем, и заканчивая готовым объектом. Слои нанизываются друг на друга, и получается объемный предмет. Это удивительно.

Не знаю, как долго я уже наблюдаю за танцующей печатной головкой, но урчание в животе напоминает мне о том, что пора перекусить. Словно прочитав мои мысли или благодаря своему тонкому слуху, Кортес небрежно протягивает мне пачку песо.

— Где мои манеры? Купите себе что-нибудь поесть. Надеюсь, вам нравится итальянская еда. Я не пойду. Мне нужно неотрывно следить за процессом. Остается еще час и четыре минуты.

Мне не хочется уходить без подвески; что если Кортес исчезнет и заберет ее с собой? Почувствовав мое колебание, Кортес машет пачкой денег перед моим лицом и пристально смотрит мне в глаза.

— Слушайте, молодой человек. Меня наняли и хорошо мне заплатили, чтобы я сделал эту копию. И я ее сделаю. Обещаю вам, что никуда не уйду из этой комнаты.

Его уверенный тон убеждает меня. В конце концов,

говорю я себе, мне не помешает немного размять ноги. Я беру деньги и кладу их в карман, потягиваюсь так, что хрустит спина, и выхожу тем же путем, что и попал сюда. Ничего себе, уже почти ночь! Аппетитные запахи еды щекочут нос, и в желудке начинает урчать еще сильнее. Стоп, у меня звонит телефон. Наверное, это Тьяго, хочет попросить, чтобы я купил еды. Но перед тем, как ответить, я вижу на экране несколько пропущенных звонков. Почему же я не слышал их в офисе Кортеса?

— Тьяго, поешь без меня, я тут немного занят…

— Пабло? — я слышу мужской голос, молодой, но решительный, и с незнакомым мне иностранным акцентом. — Пожалуйста, —

продолжает он на английском языке, и мне приходится немного напрячься, чтобы его понимать, — внимательно меня послушайте. Я звоню вам от имени профессора Тэмуджина. Я один из его студентов, Баттушиг, это со мной произошел несчастный случай в горах Монголии, профессор рассказывал вам обо мне на лекции про Drobot. Я провалился в ледяную трещину и обнаружил там вмерзшую в лед лошадь. После того как меня спасли, ученые из Монгольской академии наук нашли всадника и некоторые предметы, которые позволили отнести их смерть к концу четвертого века до нашей эры. Но затем все работы взяла под свой контроль компания Hannibal Corp. Они перевезли все находки на самолетах-рефрижераторах в свой криогенный центр в американском штате Массачусетс. Один бывший студент нашего университета, работающий там, сообщил мне, что у всадника нашли вексель и военный пропуск, подписанный Птолемеем, генералом Александра Македонского, в 326 году до нашей эры… У всадника на шее был металлический объект с выгравированными символами, и он очень похож на подвеску, которую вы носите.

— Я не понимаю!

— Слушайте. Используя ваши фотографии, присланные мне профессором Тэмуджином, я смог определить, что ваша подвеска — это часть пятиконечной звезды. Она идентична фрагменту, найденному на замерзшем всаднике в Монголии, и тому, который был украден в Египте. Все три части идеально соответствуют фрагментам звезды. Эту звезду носил Александр Македонский, один из величайших завоевателей в мировой истории. Надеюсь, вы никому не отдали или не продали вашу подвеску?

— Нет, я отказался. Но сеньор Кортес сейчас делает ее трехмерную копию. Она нужна для исследований Фонда человеческой истории Ганнибала и…

Меня прерывает злобное рычание. Но Баттушиг сразу же продолжает.

— Прошу прощения. Фонд — всего лишь предлог. Подвеску хочет заполучить сам Джон Фицджеральд Ганнибал. Очень важно, чтобы ему это не удалось! Я видел этого человека. Он очень опасен, поверьте мне.

— Но… я…?

— Пятиконечная звезда — печать могущества, которая делала Александра неуязвимым. Но она также свела его с ума. Поэтому Птолемей сломал звезду и дал ее фрагменты лучшим всадникам, попросив их отвезти эти осколки как можно дальше от Александра. У Ганнибала сейчас есть как минимум два

фрагмента. Если он, благодаря своей мощной сети сбора информации, финансовой поддержке и самым совершенным технологиям, найдет их, он сможет вновь соединить их и получить звезду. Он станет таким же могущественным и непобедимым, как один из величайших завоевателей — и диктаторов — во всем мире! Вместе с другими участниками «Сети» мы стараемся остановить его и не дать ему достичь цели, но он всегда на шаг впереди нас! Этот Кортес — посредник. Его задача — заполучить ваш фрагмент. Вы должны не допустить этого!

Меня начинает пошатывать от этих новостей. Я бормочу:

— Но… моя подвеска… трехмерная копия… сеньор Кортес?

— Ганнибал не должен ее заполучить! Найдите способ вернуть ее как можно скорее и уходите оттуда. Спрячьте ее, спрячьтесь сами, но первым делом избавьтесь от телефона, чтобы он больше не смог следить за вами. И не пользуйтесь компьютером. У него повсюду шпионы и… «Сеть» сейчас… К-р-р-р… К-р-р… Фюить… К-р-р… Ж… Удачи…

Связь внезапно прерывается. Сердце отчаянно бьется в груди и мне становится по-настоящему страшно… Как мне вернуть подвеску и убежать, чтобы меня не поймали?

- 8 -

— Вот-вот будет готово! — объявляет Кортес, закрывая за мной дверь. — Нужно поторопиться.

Я едва поспеваю за ним, учитывая тот факт, что я до отвала наелся в одной из множества местных пульперий — магазинов-кулинарий, где продается все что угодно, особенно еда — словно пытался «заесть» беспокойство, вызванное словами Баттушига. В руках я все еще держу промасленный бумажный пакет, Кортес морщит от отвращения нос и указывает на свой офис.

— Оставьте это здесь.

Я делаю, как он говорит, и спешу посмотреть, как 3D-принтер заканчивает делать копию моей подвески.

Это удивительно. Отлив последний слой, печатающая головка заканчивает свой гипнотический танец и медленно двигается назад вдоль механического кронштейна, который складывается и задвигается обратно. После этого обжигающе горячий объект охлаждается при помощи специальной плиты, так что его становится возможным потрогать. По окончании работы плита также задвигается обратно, защитный экран исчезает, и мы видим результат. Суперумная машина создала точную копию моей подвески; выгравированные символы видны очень четко, а на бронзе даже есть такие же потертости, как на оригинале!

Кортес, о чьем существовании я почти забыл, так как был увлечен наблюдением за окончанием процесса печати, протягивает мне кожаный шнурок от моей подвески, держа его за кончик своими щипчиками. Другой рукой он кладет копию в нечто вроде шкатулки, в которой уже лежит тугая пачка песо.

— Копия идеальна. Никто не отличит ее от оригинала. Вы все еще можете согласиться на копию… и деньги. Университет в любом случае получит 3D-принтер в ближайшие несколько дней.

У меня кружится голова. Предложение Кортеса чертовски соблазнительно; я даже представить не могу, что мог бы сделать с этими деньгами;

там, должно быть, целое состояние… И все же предупреждение Баттушига звучит у меня в ушах, как голос совести, только с другого конца света. Я делаю глубокий вдох и заглядываю Кортесу в глаза.

— Сначала я хочу проверить качество копии по сравнению с оригиналом.

Кортес раздраженно вздыхает, а потом приносит шар с моей подвеской. Он открывает его и при помощи щипчиков кладет оригинал рядом с копией, доставая лупу. Я решаю немного сгустить краски:

— Если дедушка узнает, что я продал семейную реликвию, мне несдобровать. Все нормально, вы можете убрать лупу, выглядит вполне похоже. Но мне нужно

кое-что проверить, — продолжаю я, забирая оба объекта.

Я взвешиваю их в ладонях, расхаживая по комнате, как мачо — этакий аргентинский Рэмбо. Потом я поворачиваюсь к Кортесу.

— Ладно, я согласен. Давайте сыграем по вашим правилам.

Я возвращаюсь к столу и, пока Кортес стоит за моей спиной, выкладываю копию, а оригинал опускаю в карман джинсов, беру шкатулку и собираюсь выйти из комнаты, но обнаруживаю перед собой автоматический пистолет с глушителем, готовый выстрелить.

— Это было слишком заметно. Никому не удастся перехитрить господина Ганнибала. Медленно

идите назад и положите оригинал на место… Не хотелось бы запачкать стены ошметками ваших никчемных мозгов. Не люблю бардак.

Я чувствую, как у корней моих волос выступают капельки пота. Я панически озираюсь, словно крыса в мышеловке, пытаясь найти выход. Я замечаю блеск камер, тщательно замаскированных в стенах. Мои маневры никак не могли остаться незамеченными. И тут мои никчемные мозги заставляют меня сделать нечто безумное: я отклоняюсь влево и ударяю Кортеса в лицо шкатулкой. Пистолет выстреливает с еле слышным «чпок», под воздействием силы удара я выпускаю из рук шкатулку, и она летит через всю комнату. Пошатываясь, Кортес пытается нацелиться в

меня своим пистолетом. Я не должен дать ему шанса. Подстегиваемый адреналином, я запрыгиваю на него и выхватываю оружие у него из рук. Я инстинктивно отпрыгиваю назад и направляю пистолет на него.

— Вы совершаете ужасную ошибку, — сухо произносит Кортес.

Я пячусь назад к двери, прохожу через нее и захлопываю ее за собой. На ней нет замка! Я беру один из офисных стульев и подпираю им дверь, блокируя ручку. Мои руки трясутся, как у сумасшедшего, перед глазами у меня туман, и кровь стучит в моих висках. Я сошел с ума, я действую совершенно нерационально! Не останавливаясь, чтобы обдумать произошедшее, я бегу что есть сил,

повинуясь древнему инстинкту выживания… Я врезаюсь в толпу зевак на улице, которые начинают меня обзывать. Пронзительный голос какой-то женщины врезается в мои барабанные перепонки:

— У него пистолет! Вызовите полицию!

Я убегаю. Меня удивляет, что я сохраняю спокойствие в такой ситуации. Я выбрасываю пистолет и телефон в первый попавшийся мусорный бак. Мне нужно бежать, спрятаться, исчезнуть с лица земли. Теперь я беглец…

- 9 -

Когда бабушка Хельга впервые увидела ферму, она воскликнула: «Ах, mein Ramundo, лошади в твоих пампасах словно цветы в саду...».

Не знаю, почему мне вдруг вспомнилась эта семейная легенда. Я проехал сегодня много километров: на автобусе, автостопом, на грузовике, потом долго шел пешком, и наконец я могу вернуться на ферму. И сорвать здесь самые красивые цветы. Любой здравомыслящий человек сказал бы, что это безумие — ведь здесь меня будут искать в первую очередь. В доме все еще горит свет. Могу представить, как забеспокоились бы дедушка с бабушкой, если бы полиция или, скорее, приспешники Ганнибала пришли бы и сказали, что я

пропал, или даже начали угрожать им. Но если мне придется убегать, я не хочу делать это в одиночку. Я тихонько пробираюсь в амуничник, слабо освещенный лунным светом. Я беру сбрую, удивленный необычным весом седла, выскальзываю наружу и направляюсь к загону. Мне даже не приходится свистеть, чтобы позвать Tormenta. Она почуяла мое присутствие и уже радостно и нетерпеливо ржет.

— Тихо, Tormenta, — говорю я, ласково ее поглаживая, пока она счастливо скачет вокруг. — Мы не играем. Нам предстоит уехать далеко-далеко…

Седлая лошадь, я обнаруживаю, что у крыльев седла есть какие-то неожиданные дополнения. Луну закрывают облака, поэтому

только при помощи фонарика мне удается разглядеть, что это кожаный мешок для воды и съестные припасы. Наверное, дедушка догадался, что я вернусь… Я складываю все это в свою сумку и закрываю загон. Я вставляю одну ногу в стремя и сажусь в седло, покрытое толстой овечьей шкурой. Я так рад, что сохранил старое дедушкино седло, которое использовали гаучо: это не седло, а настоящее кресло. Можно себе представить, каково это было для гаучо: они проводили верхом на лошадях от 6 до 8 часов, может быть, им приходилось спать под открытым небом, когда они перегоняли скот, особенно во время поиска летних пастбищ. Они снимали седло, раскладывали его на земле и разворачивали овечью шкуру — и у них получалась очень удобная кровать. Я бросаю последний взгляд на ферму и против моей воли у меня начинает щипать в глазах от слез при мысли, что я больше не увижу бабушку с дедушкой. Я беру себя в руки, воображаю себя отважным гаучо и, чтобы преодолеть смущение от собственной сентиментальности, пускаю Tormenta легким галопом. Мы вместе направляемся на юг, в дикие края, где меня не смогут найти приспешники Ганнибала. Я обращаюсь к звездам и прошу их присмотреть за дедушкой и бабушкой. А также за Баттушигом, профессором Тэмуджином и всеми, кто пытается противостоять злокозненным планам Ганнибала…

Наступает рассвет, солнце прогоняет с неба синие чернила, окрашивая высокую траву сначала в мерцающий белый цвет, потом в янтарно-желтый и наконец в матовый зеленый. Как долго мы с Tormenta плывем по этому бесконечному морю травы? Вдали я слышу, как ревет мотор трактора, но затем этот звук сливается с другими. В этих местах о новом дне возвещает не крик петуха, а эти мощные машины, которые готовятся возделывать бескрайние поля. Эти прерии, где пасутся тысячи голов скота, постепенно начинают использоваться для интенсивного земледелия; в основном, здесь выращивается трансгенная соя — «зеленое золото», основной источник экспорта нашей страны. Трансгенная пшеница, кукуруза и подсолнечник устойчивы ко всем известным инсектицидам, что позволяет получать максимальный урожай. Но их семена стерильны, поэтому их нельзя сажать вновь из года в год; семена покупаются заново у не слишком щепетильных международных корпораций. Высокая урожайность, конечно, важна, но не придется ли нам когда-нибудь расплачиваться за это интенсивное краткосрочное земледелие? Эта мысль напоминает мне о Тьяго, который не только антимилитарист, но и выступает в поддержку всевозможных экологических и антиглобализационных инициатив — конечно, когда не занят флиртом с девчонками! Я невольно улыбаюсь несмотря на подавленность и одиночество, которые меня одолевают, несмотря на то, что мое путешествие в неизвестность — это билет в один конец, и я не смогу вернуться туда, где мне все так дорого. Словно возражая, Tormenta начинает мотать головой из стороны в сторону и легонько брыкается. Она как будто спрашивает: — А как же я? Разве я тебе не дорога? Я глажу ее по шее, чтобы она двигалась дальше.

— Мы скоро придем к ручью, где ты сможешь попить и немного отдохнуть. Я тоже отдохну и перекушу. Как ты на это смотришь?

На этот раз Tormenta кивает головой, и я отпускаю поводья, полностью ей доверяя. Пользуясь случаем, я потягиваюсь и массирую затекшую шею, пытаясь побороть страх за свое неопределенное будущее.

- 10 -

Tormenta привела нас к журчащему ручью, рядом с которым растут рожковые деревья и омбу — покрытые листвой степные великаны, в тени которых можно укрыться в жаркую погоду. Я расседлываю лошадь и снимаю уздечку. Она фыркает и отряхивается, как щенок, а потом идет к ручью, чтобы попить. Я снимаю с седла овечью шкуру и расправляю ее на земле между двумя зарослями бухарника — сладкого растения, которым питается домашний скот; Tormenta будет очень довольна. Я высыпаю на шкуру все содержимое сумки и карманов, чтобы проверить, что у меня есть с собой, и оценить мои шансы на выживание в ближайшие дни.

Разворачивая один из пакетов, оставленных для меня дедушкой, я улавливаю ароматный запах соуса чимичурри. Я благодарно вгрызаюсь в огромный bife — бифштекс, замаринованный в остром соусе из чеснока, петрушки, помидоров, оливкового масла и тимьяна и приготовленный на гриле.

Я заглатываю его, как какой-нибудь кроманьонец. Я с наслаждением облизываю пакет и пальцы — бабушка Хельга далеко, поэтому никто не бросит на меня неодобрительный взгляд… Сытый и довольный, я возвращаюсь к ручью, чтобы помыть руки и наполнить кожаный мешок для воды.

Я осматриваю оставшиеся запасы. Лассо.

Большая буханка хлеба. Пакет мате и спички. О том, чтобы развести костер и вскипятить воду для мате, не может быть и речи; я все еще слишком близко к дому, и сейчас не самое лучшее время, чтобы быть замеченным. У меня есть facón — большой нож, который гаучо носят за широким поясом на спине. Я вставляю его обратно в ножны; надеюсь, мне не придется им воспользоваться.

Здесь также мой «Страхолет» и ноутбук. Какой резкий контраст между традициями гаучо и миром новых технологий, который сейчас кажется таким далеким. Мне ужасно хочется включить компьютер, поболтать с Тьяго или запустить «Страхолет», как воздушного змея, не думая ни о чем. Я с ненавистью

смотрю на кусок металла, поблескивающий на овечьей шкуре, — источник всех бед, не дающий мне вернуться к обычной жизни.

Я хочу его разрушить, выбросить в высокую траву, избавиться от него навеки. Я глубоко вздыхаю. Это, конечно, не по-взрослому, но надо признать, что эта штуковина — тяжелая ноша. Я чувствую на спине теплое дыхание. Из-за постоянного ветра, шевелящего траву и ветви деревьев, я не услышал, как ко мне подошла Tormenta. Я хочу прижаться к ней, но она отталкивает меня своей головой, так что я падаю на овечью шкуру и громко смеюсь.

— Ты права. Мне нужно поспать. После этого я явно буду лучше соображать.

Довольная, Tormenta поворачивается ко мне спиной и начинает щипать длинную траву. Я чувствую, как мои мышцы постепенно расслабляются, и на меня наваливается сон.

Мне снятся мучительные и странные сны: луг загорается и превращается в огромное пламя, которое все разрастается из-за порывов ветра. Надо мной склоняется злобное ухмыляющееся лицо, на нем надета маска, обрамленная темными перьями, символизирующими смерть. Кровь холодеет у меня в жилах, я вскакиваю и просыпаюсь от собственного крика. Мои пальцы натыкаются на что-то подозрительно мягкое, а потом я слышу чей-то пронзительный вопль.

Сначала я ничего не соображаю, но потом понимаю, что испугал нанду, черного родственника страуса ростом с человека, чье имя в переводе с языка индейского племени гварани означает «большой паук». Напуганная птица поднимает и опускает свои черные крылья, бегает вокруг зигзагами, щелкает клювом и наконец убегает прочь гигантскими скачками.

Я выбрасываю черные перья, которые остались у меня в руках, и они кружатся в воздухе, прежде чем исчезнуть вдали. Я растираю лицо руками, чтобы окончательно проснуться. Солнце в зените, так что пора в путь.

Я упаковываю свои скромные припасы, разбросанные повсюду любопытным нанду, и обнаруживаю, что от хлеба остались только крошки. Кожаный мешок для воды порван в клочья и непригоден для использования. К счастью, ноутбук и «Страхолет» избежали когтей и клюва птицы. Однако складывая овечью шкуру, я с ужасом понимаю, что подвеска исчезла!

Я такой болван! Кожаный шнурок, на котором она висела, все еще в офисе продажного эксперта в Буэнос-Айресе. Надо было как-то привязать подвеску к шее, а не оставлять в кармане или на овечьей шкуре посреди степи, где кто угодно мог ее найти! Я лихорадочно шарю по земле на четвереньках,

осматривая все участки, где есть следы нанду. Я сдираю кожу на руках о пучки травы, растущей в пампасах; она покрыта красивым розово-белым пушком, но ее листья острые, как бритва. Подвески нет. В гневе я хватаю facón и начинаю срубать все растения вокруг меня, чтобы найти проклятую подвеску, но бесполезно. Куда же на могла подеваться???

- 11 -

Эта чертова подвеска меня в могилу сведет. Моя цель — беречь ее и сидеть тихо, пока «Сеть», про которую говорил Баттушиг, не найдет способ вернуть ее — и меня заодно, я надеюсь. Мало того, что из-за этого проклятого куска металла разрушилась вся моя привычная жизнь, так теперь он еще и пропал в бескрайних пампасах. Если бы здесь был профессор Тэмуджин и его Drobot, он мог бы найти подвеску, используя встроенный металлодетектор! Я бы мог запустить мой «Страхолет», но он не сможет долго сопротивляться силе ветра. А если я включу свой ноутбук, чтобы управлять самолетом, шпионы Ганнибала сразу же меня найдут. Есть только одна вещь, которую я могу сделать:

поджечь степь, а потом попытаться найти подвеску среди пепла. Если она пережила пожар на ферме моего предка Эстебана в Испании, то сможет пережить и еще один пожар через сто лет! Я беру коробок и собираюсь зажечь спичку, но меня останавливают ценности, которые передали мне дедушка с бабушкой, словно до моего плеча дотронулась невидимая рука. Учитывая сильный ветер, маловероятно, что я смогу контролировать огонь, а если он дойдет до ферм, то уничтожит все на своем пути. Фермеры, которые трудятся в поте лица, чтобы заработать на жизнь, порвут меня на клочки. Я ору от злости и бросаю коробок в сумку. Эта сумка из кожи коров, выращенных на ферме моего деда, была со мной с начальной школы; кажется, она никогда не износится. Вдруг в моей голове мелькает далекое воспоминание…

В отчаянной попытке избежать расплаты после поражения в игре в шарики один из мальчиков в моем классе, Антонио Суарес, решил, что лучше проглотить все свои шарики, и чуть не задохнулся. Вмешался директор, который помог ему выплюнуть большинство стеклянных шариков, но я никогда не узнал, как ему удалось избавиться от тех, что он успел проглотить… Это неожиданное воспоминание навело меня на верную мысль — я вдруг понял, что случилось. Наверное, после того, как он съел мой хлеб, нанду проглотил подвеску так же жадно, как Антонио глотал свои шарики. И если я не хочу провести остаток жизни, изучая его помет в бескрайних пампасах, мне во что бы то ни стало нужно его поймать!

Поскольку нанду бегают со скоростью около 65 км/ч и могут разгоняться до 80 км/ч, очевидно, что я не смогу поймать его, если буду передвигаться на своих двоих. Я свищу, чтобы позвать Tormenta, которая где-то пасется, и вижу ее голову за высокой травой. Она прижимает уши, ржет и скачет ко мне галопом. Я перебрасываю сумку через плечо, беру уздечку и седло — теперь я готов к безжалостной охоте на нанду. Надеюсь, что их здесь не так много; я не особенно разбираюсь в нанду и не успел запомнить какие-нибудь отличительные черты, которые позволят мне узнать нужную птицу. Я отбрасываю упаднические мысли и сажусь в седло. С высоты у меня больше шансов увидеть нанду-воришку — или всю их банду.

Убегая, нанду оставил след: помял траву и сломал несколько веток, потому что держал крылья расправленными для равновесия. Он бежал зигзагами, хаотично меняя направление движения, поэтому я немного замедляю Tormenta, иначе мы потеряемся в этом лабиринте, созданном паникующей птицей. Я привстаю, загораживая глаза от солнца рукой, и вглядываюсь в горизонт. Ага! Что-то темное двигается рядом с зарослями омбу. Я легонько сжимаю Tormenta бедрами, и она пускается галопом вперед, по направлению к этой смутной тени. Жалко, что у меня нет guardamontes; кожаные гетры не давали бы растительности царапать и колоть мои ноги. Моя кобыла храбро несется вперед. Скоро мы догоним нанду, который мечется под ветвями омбу, как животное в клетке. Что же он так извивается? Честно говоря, я надеюсь, что он пытается выплюнуть подвеску, потому что в таком случае мне не придется его «убирать», чтобы заполучить ее обратно. Но когда я вижу, что вызывает его беспокойство, мне становится стыдно за мои эгоистичные мысли…

Tormenta останавливается. Рядом с гнездом лежит окровавленное тело другого нанду, возможно, самки; оно изорвано в клочья. Больше ничего не осталось — только кусочки бледно-желтой яичной скорлупы. Убитый горем нанду мечется вокруг, даже не замечая нас. Я осторожно развязываю лассо, свисающее с луки седла, сворачиваю веревку кольцами, а другой рукой начинаю вращать над собой конец веревки с петлей. Я сглатываю и — хоп! — бросаю веревку. То ли мне повезло, то ли сказались долгие тренировки с дедушкой, но мне удается захватить птицу. Однако в этот самый момент Tormenta внезапно встает на дыбы, начинает ржать и брыкаться в страхе, сбрасывает меня на землю и убегает прочь. Ошеломленный, я смотрю, как на другом конце веревки бегает нанду, часто-часто хлопая крыльями и визжа, словно одержимый. Я покрепче берусь за веревку и наматываю ее вокруг запястья. Я пытаюсь встать на ноги, но вдруг что-то падает на меня с дерева, и под тяжестью этого существа мое лицо прижимается к земле. Что-то, похожее на кинжалы, вонзается мне в спину, а мои ноздри заполняет сильный мускусный запах… Maldito, это пума!

- 12 -

Теперь моя очередь паниковать. Я лежу лицом вниз в пампасах, на моей спине сидит пума, которая вот-вот сломает мне шею своими мощными челюстями, а потом сожрет самые вкусные кусочки моего тела. Моя лошадь исчезла, а к моему запястью крепко привязана веревка, на другом конце которой мечется нанду и тянет веревку так сильно, что скоро вывихнет мне руку. Из всех сил я пытаюсь сбросить с себя хищника, стоящего на моей спине всеми лапами, но он только еще сильнее вонзает свои когти в мою плоть. Что, черт возьми, делает пума так далеко на севере в пампасах? Обычно они нападают на овец в Патагонии, но, может быть, у них тоже наступил кризис, и им пришлось покинуть

свою территорию и отправиться на север? Прежде чем ответить на этот гипотетический вопрос, мне нужно как-то сбросить с себя это животное, пока я не превратился в bife, как подруга нанду!

Я чувствую, как его горячее дыхание приближается к моему затылку; если я сейчас же что-нибудь не придумаю, мне конец. Я сгибаю спину и отталкиваюсь коленями и локтями, чтобы дестабилизировать моего противника. Он издает ужасающий рев и вонзает когти в мои трапециевидные мышцы. ОПИ, Очень Плохая Идея. Боль невыносима. Мои страдальческие крики заглушает трава, к которой прижато мое лицо. Все, что ему нужно сделать, чтобы сломать мне шею, — легонько нажать лапами. Вдруг я

слышу дерзкое ржание и чувствую, как хватка хищника, отвлеченного приближающейся лошадью, немного ослабевает, и его вес переносится мне на спину. Я представляю, как голова пумы поворачивается на воинственный шум, издаваемый моей Tormenta,— она спешит мне на помощь несмотря на ее инстинктивный страх перед хищниками семейства кошачьих. Пума издает угрожающее рычание и временно покидает мое распростертое на земле тело, чтобы наброситься на нового противника.

Освободившись от веса и когтей животного, я переворачиваюсь на бок и выпрямляюсь, а потом встаю на колени, тяжело дыша. Пума набрасывается на Tormenta, вонзая свои когти глубоко в грудь и шею лошади.

Потеряв равновесие под весом хищника и выпучив от страха глаза, моя лошадь крутится вокруг себя и бросается на стволы деревьев, чтобы скинуть с себя пуму. Но пума держится крепко и, несмотря на головокружительный танец моей кобылы, собирается вонзить свои клыки ей в шею. Напуганный этим ужасающим зрелищем, я встаю, бросаюсь к сумке и выхватываю facón, большой нож гаучо. Я издаю воинственный крик и несусь к зверю, а затем в ярости наношу один удар за другим, пока мне не удается освободить Tormenta от его объятий. Пума камнем падает на землю. Я опускаюсь на колени и продолжаю вонзать нож в ее тело снова и снова, но вдруг чувствую, что Tormenta тянет меня за воротник рубашки и тихонько стонет. Словно проснувшись после кошмара, я бросаю нож, зарываюсь лицом в гриву Tormenta и крепко обнимаю ее за шею, а потом начинаю рыдать. Вдруг у меня сильно кружится голова, перед глазами темнеет, и я теряю сознание. Неважно, что будет теперь, когда Tormenta в безопасности...

* * *

— Olà, Senor. Que tal?

А? Кто это спрашивает, все ли со мной в порядке? Я открываю глаза и пытаюсь сесть, но из-за ужасной боли я падаю обратно на кровать или матрас.

— Tor... menta, mi caballo? Моя лошадь?

Лицо маленькой девочки, стоящей надо мной, озаряет широкая улыбка.

— С ней все в порядке. У тебя замечательная лошадь. Она прибежала на ферму за помощью. Мой папа нашел тебя лежащим без сознания рядом с пумой. Он принес тебя сюда. Я так рада, что ты проснулся. Меня зовут Изабель. А тебя?

— Me llamo Pablo. Но… нанду. Он убежал?

В ответ девочка весело смеется. Она протягивает мне поднос с окровавленными бумажными салфетками, чистыми бинтами и повязками, а также чашкой, заполненной чем то белым.

— Жир нанду. Хорошо для ран, ха-ха-ха!

Она очень заразительно смеется, но когда она ставит поднос и дает мне тарелку с зажаренными на гриле кусками мяса, меня охватывает ужас.

— Мясо нанду. Хорошо для asado !

Я киваю, но шашлык из страуса не вызывает у меня аппетита.

— Ты не находила куска металла… внутри?

— Внутри чего? — спрашивает она, слегка хмурясь.

— Внутри нанду! Я почти кричу.

Лицо девочки мрачнеет и она отступает на шаг назад. Она неохотно опускает руку в карман и достает подвеску. Она вздыхает и отдает ее мне с грустной улыбкой.

— Мне нельзя ее оставить?

Я беру подвеску и внимательно ее рассматриваю, убеждаясь, что она действительно моя. Да это определенно та самая чертова подвеска. Теперь моя очередь вздыхать. Я кладу подвеску в карман и говорю девочке:

— Прости, я не могу тебе ее отдать. Но я могу подарить тебе что-нибудь другое. Посмотри в моих вещах, вдруг тебе что-то понравится.

Думаю, что девочка уже подробно ознакомилась с содержимым моей сумки, потому что она выбегает из комнаты и тут же возвращается с широкой улыбкой на лице.

— Это. Можно?

Я улыбаюсь в ответ и киваю. Я смотрю, как она кружится по комнате, держа мой «Страхолет» над головой и издавая громкие звуки мотора, а потом убегает из комнаты.

Надеюсь, что однажды я сделаю новый самолет, более эффективный, похожий на

Drobot профессора Тэмуджина. А до тех пор мой «Страхолет», по крайней мере, послужит маленькой девочке из пампасов для игр и фантазий…

- 13 -

Между США и Монголией происходит странная видеоконференция:

Массачусетс, США.

Баттушиг:

— Профессор Тэмуджин и Салонка, благодаря фотографии третьего фрагмента звезды, подвески Пабло, я думаю, мне удалось расшифровать некоторые геометрические символы, выгравированные на металле. Я выделил одно слово: ΑΘΑΝΑΣΙΑ. Салонка, ты у нас эксперт по древнегреческому. Знаешь, что оно означает?

Университет Улан-Батора, Монголия.

Лицо Салонки мрачнеет, когда она читает вслух:

— А-ФА-НА-СИ-Я. Это хуже, чем мы предполагали. Это означает: БЕССМЕРТИЕ…

— Итак, — говорит профессор Тэмуджин, — если Ганнибал получит все фрагменты звезды Александра Македонского и восстановит печать, он станет бессмертным.

— Только если будет ездить на Буцефале! - возражает Салонка. — Насколько мне известно…

Внезапно Салонка получает срочное сообщение:

Каир, Египет.

— Всем привет. У меня есть хорошая и плохая новость.

На экране появляется лицо Лейлы. Она выглядит взбудораженной и очень разговорчива.

— Что???

— Сначала хорошая новость: Пабло жив.

Лейла присылает отрывок статьи из раздела «Другие новости» в какой-то испанской газете. На одной черно-белой фотографии изображена мертвая пума, окруженная толпой довольных и гордых аргентинских фермеров. На другой фотографии виден молодой человек, лежащий на животе и обмотанный бинтами с темными пятнами.

— В этой статье говорится о молодом человеке, которого спасла от нападения пумы его

храбрая лошадь, которая затем прибежала за помощью на ферму его семьи. Они нашли его и обработали раны, а потом посмотреть на пуму собрались все фермеры этой области. Они очень озабочены тем, что пумы из Патагонии добрались до пампасов. А мой Джон, который сейчас в отпуске со своей семьей в Сиэттле в США, там все время идет дождь и…

— Спасибо, Лейла, — прерывает ее Баттушиг, — значит, местная газета сообщила эту информацию. Но плохая новость в том, что если ты сумела найти Пабло, то и Ганнибал тоже знает, где он.

— Ему срочно нужно оттуда уходить и спрятаться в другом месте, — испуганно говорит Лейла. — Как же он уйдет, если

у него такие серьезные раны? Ганнибал уже, наверное, послал кого-нибудь за ним. Есть ли у нас шанс попасть к нему до Ганнибала и вытащить его оттуда?

После взволнованной реплики Салонки наступает долгое молчание. Профессор Тэмуджин тихонько кашляет.

— Похоже, мы в невыгодном положении… Посмотрю, смогут ли нам помочь мои знакомые в Аргентине. Я сделаю несколько звонков и вернусь.

- 14 -

— Isabel, dejele dormir!

Забавно, что именно Клара, старшая сестра Изабель, и не дает мне поспать. Клара с ее большими глазами, черными и блестящими, как ее волосы. Клара с ее сияющей улыбкой. Клара с ямочкой на левой щеке. Клара, которая так грациозно двигается. Клара, которая сплела ленточку из шелковых нитей и сделала мне браслет, приносящий удачу… Ее высокий голос заставляет мое сердце биться со страшной силой. Я не решаюсь открыть глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом и не покраснеть как перец чили. Посплю еще немного! Но Изабель энергично «гладит» меня по щеке, и мне приходится проснуться.

— У тебя лицо колючее, Паблито! Выгляни в окно, там сюрприз!

Мне было так хорошо в этой уютной кровати. Мне снилось, что все будет хорошо, что за мной и дальше будет присматривать Клара… ой, точнее, чудесная семья Ортега, пока я наконец не забуду про Ганнибала… Я с трудом приподнимаюсь на одном локте и поворачиваю голову к окну. То, что я вижу, заставляет меня встать.

Моя милая Tormenta лижет окна, как автомойщик. Я улыбаюсь Изабель и Кларе, которые помогают мне подняться. Я поворачиваюсь и сажусь на кровати, двигаясь с грацией четырехтонного морского слона на льду архипелага Огненная Земля и

сдерживая стоны. Я жду, пока перестанет кружиться голова, а потом встаю и делаю несколько шагов к открытому окну. Теперь Tormenta облизывает меня, при этом она топает ногами и пытается пролезть через окно.

— Ну-ну, милая, — говорю я, гладя ее по голове. — Я уже иду. Я сейчас выйду, но, пожалуй, все-таки через дверь.

Я чувствую боль в сердце, выходя из дома семьи Ортега и встречаясь с моей кобылой. Раны на ее шее и груди, нанесенные пумой, замотаны бинтами; мы с ней оба выглядим не очень презентабельно.

— Что вы двое делаете тут, снаружи? — возмущается сеньора Ортега, вытирая о фартук руки,

запачканные мукой. — Изабель! — продолжает она, нахмурившись. — Это ты выпустила лошадь из стойла?

— Нет, мама!

— Пожалуйста, не ругайте ее, сеньора. Tormenta не любит находиться взаперти, вот она и научилась открывать двери.

Вдруг звонит телефон, и сеньора Ортега закатывает глаза.

— С тех пор как тебе встретилась эта пума, телефон звонит не переставая! Я никогда не закончу готовить empanadas ! Мужчины хотят пойти на охоту с винтовками. Подумать только, а если в пампасах есть и другие пумы, а ведь там детишки бегают!

Когда сеньора Ортега уходит в дом, ругаясь про себя и уводя с собой Изабель, у меня урчит в животе при мысли о мясных пирожках, которые готовит моя хозяйка. Но вдруг мне в голову приходит ужасная мысль, и все фантазии о еде мгновенно исчезают. О том, что со мной приключилось, знает довольно много людей, и я боюсь, что эта история дойдет и до приспешников Ганнибала. А он хищник еще более опасный, чем пума. Мне нужно как можно скорее уходить отсюда! Но я никак не смогу ехать верхом на Tormenta, она серьезно ранена. Я осматриваюсь в поисках машины или фургона, который можно было бы взять напрокат, но двор и сарай пусты. Даже трактора не видно. С несчастным видом я поворачиваюсь к Кларе.

— Мне нужно уехать, но я обещаю, что вернусь, чтобы снова увидеть тебя… вас всех. Ты не могла бы одолжить мне лошадь?

Под негодующим взглядом Tormenta я седлаю старого каштаново-пегого мерина, на которого указала мне Клара.

— Альберто, у него самый покладистый характер.

Я стараюсь скрыть от Клары, как болят мои раны при каждом движении, подношу седло, забрасываю его, подтягиваю подпругу и забираюсь на спину Альберто. Я неуклюже благодарю Клару, после чего пришпориваю коня и отправляюсь в путь. Конечно же, Tormenta разгневанно следует за мной. Ничто не могло бы

заставить ее остаться. Я бросаю последний взгляд назад. Клара стоит в высокой траве, ее волосы развиваются на ветру, и она шлет мне воздушный поцелуй. Мое сердце на мгновение перестает биться. Кажется, я впервые в жизни влюбился по-настоящему, и вот мне приходится покидать мою возлюбленную! Надеюсь, что Ганнибал и его люди не причинят вреда Кларе и ее семье…

- 15 -

Альберто такой молодец. С Tormenta мы уехали за Рио-Колорадо, от пампасов почти до Патагонии, пока не встретили пуму. Альберто же увез меня еще дальше на юг, за Рио-Негро. Мы едем уже много часов, но Альберто не выказывает признаков усталости или раздражения. Зато Tormenta выглядит уставшей. Она уже давно перестала пытаться укусить своего соперника, но теперь меня беспокоит кровь, которая начала проступать через ее бинты. Я принимаю решение остановиться у следующего водоема и начинаю подыскивать место с более густой растительностью. Прищурившись, я едва различаю нижние склоны Анд на западе — естественную границу между Аргентиной и Чили. Но на востоке пока

не видна неровная черта, отделяющая побережье от Атлантического океана. Я чувствую себя потерянным в этой пустыне к северу от Патагонии, где дует непрекращающийся западный ветер, от которого кружится голова. Это страна так огромна. Если я пойду дальше на юг, строго вперед, может быть, мне удастся пересечь Магелланов пролив, и я доберусь до архипелага Огненная Земля через несколько дней. Из Ушуаи я отправлюсь на мыс Горн, а там проберусь на корабль и уплыву в неизвестном направлении…

Я яростно трясу головой. Наверное, это ветер сводит меня с ума, а может, это безграничное одиночество пустыни вызывает у меня такие отчаянные фантазии. Огненная Земля еще

очень далеко; мне нужно одуматься и сконцентрироваться на настоящем. Ландшафт изменился: больше не встречаются пашни и поселения, не видно даже развалин брошенных домов, повсюду скалистые, поросшие колючками склоны. Альберто ведет нас через заросли травы к небольшой ложбине с извилистым ручьем. Уезжая в спешке, я не успел собрать сумку или позаимствовать у сеньора Ортеги чистую рубашку. Солнце обжигает каждый квадратный сантиметр моей обнаженной кожи, поэтому я благодарно спешиваюсь и иду к ручью, чтобы охладиться и попить вместе с лошадьми. Потом я досыта наедаюсь сине-фиолетовыми ягодами барбариса. Согласно легенде, тот, кто поест этих ягод, благополучно вернется в Патагонию. Мне даже удается найти Pan del indio, грибы, которые прозвали «индийским хлебом» — они растут на некоторых деревьях и выглядят как маленькие желтые шарики. Вкус у них так себе, зато они придают мне сил!

Вдруг Альберто начинает издавать негромкое короткое ржание. Его уши прижаты, он топчется на месте, напряженный, как натянутая тетива, а потом внезапно пускается вперед. Tormenta фыркает из любопытства и беспокойства, но, в отличие от Альберто, она не паникует. Она, должно быть, знает, какая опасность так напугала Альберто. Я не понимаю, откуда исходит угроза.

Затем я замечаю на земле тень и слышу знакомое жужжание. Примерно в десяти метрах над нами кружит беспилотник, сопротивляющийся ветру, он сканирует местность и отправляет изображения пилоту. Я замечаю в небе и другие точки — наверное, это тоже беспилотники. Мне хочется

убежать в панике, как Альберто, новдруг беспилотник резко снижается и приземляется в нескольких метрах передо мной. Tormenta, привыкшая к моему «Страхолету», приближается и нюхает его. Поскольку беспилотник такого размера не может содержать взрывчатку, я решаю последовать примеру Tormenta и рассматриваю этот объект. Он так сильно напоминает мне модель, которая разрабатывается в университете, что я почти не удивляюсь, услышав голос Тьяго, с потрескиванием доносящийся из колонки.

— Olà, Amigo! У нас почти села батарея, так что слушай внимательно. Иди на восток, пока не найдешь асфальтированную дорогу у побережья, вдоль залива Сан-Матиас. Там стоят грузовики

компании моего отца — Duarte Soybean Transport — они курсируют между Сан-Антонио-Оэсте и полуостровом Вальдес в поисках тебя. Они не могут проехать по скалам. Можешь поблагодарить профессора Тэмуджина, это он заставил все отделение новых технологий искать тебя! Давай, двигай… Б-з-з-з… К-р-р-р…

Колонка замолкает. Порыв ветра сбивает беспилотник, переворачивая его на спину, как черепаху. Tormenta начинает бить копытами, словно приглашая меня поехать на ней без седла. Однако, учитывая состояние ее повязок, я предпочитаю пойти пешком. Я глажу ее по лбу и притягиваю ее щеку, чтобы поцеловать.

— Когда ты поправишься, милая. А пока я побегу. Можешь идти за мной.

Собрав последние силы, я делаю глубокий вдох и направляюсь на восток, следя за тем, чтобы не подвернуть ноги в этой холмистой степи. Если грузовик достаточно большой, может быть, Tormenta тоже сможет в нем поехать. И тогда мы оба выберемся из этого ада, в который нас завела проклятая подвеска!

- 16 -

Тяжело дыша, я спускаюсь по склону, усеянному камнями и колючими кустами. Я словно плыву по морю камней, напоминающему гигантскую доисторическую раковину с ее впадинами и возвышениями, только сейчас я неумолимо качусь вниз. На горизонте я вижу волны Атлантического океана, разбивающиеся о берег и покрытые пеной. Если я буду идти в таком же темпе, я скоро доберусь до асфальтированной дороги. Я оборачиваюсь — Tormenta бредет сзади с опущенной головой, а ее ноги, обычно такие сильные, неуверенно ступают по опасному гравию. Я жду-не дождусь, когда смогу вытащить ее отсюда и заняться ее ранами…

Холмистая местность сменяется пологим участком, словно один из хребтов раковины был срезан скальпелем. Я с трудом поднимаюсь по склону, ведущему к плато, в надежде увидеть оттуда побережье. Я забираюсь на плато. Однако вместо прекрасного вида меня ждет небольшой самолет. Нет, это не винтовой самолет Сент-Экзюпери, который открыл новые маршруты для Aeroposta Argentina в Патагонии в начале 30-х годов. Это частный самолет. Рядом с самолетом стоит мужчина в льняном пиджаке и летней шляпе.

— Вы заставили меня ждать, молодой человек.

Я узнаю голос человека, который звонил мне в Буэнос-Айресе после

лекции профессора Тэмуджина. Ганнибал! Сердце замирает в груди, и я лихорадочно осматриваюсь по сторонам, чтобы оценить свои шансы на побег. Далеко внизу я замечаю безлюдную дорогу. Мне кажется, я вижу очертания грузовика, который двигается с севера. Если я спрыгну с этого плато и побегу, как guanaco, аргентинская лама, возможно, мне удастся...

— Даже не думайте об этом, — говорит Ганнибал ледяным тоном. — Второй пилот отличный стрелок, да и я стрелять умею, — продолжает он, приподнимая подол своего пиджака. — Положите подвеску на землю и медленно отходите назад.

В окне самолета я вижу длинный тонкий ствол ружья,

направленного прямо на меня. После всех моих приключений необходимость отдавать подвеску этому чудовищу наполняет меня беспомощным гневом.

— Я жду, — громко говорит Ганнибал.

Я обреченно опускаю руку в карман, чтобы достать подвеску. Вдруг на плато появляется Tormenta. Ганнибал удивленно вздрагивает и отступает на шаг назад. Я, как и он, не слышал стука копыт, заглушенного ветром. Он быстро берет себя в руки и вытаскивает пистолет.

— Сейчас же кладите подвеску на землю, или я пристрелю лошадь!

Tormenta, прижав уши и оскалив зубы, вся напряжена и готова

наброситься на Ганнибала. Я быстро бросаю подвеску на землю рядом с Ганнибалом, а потом бегу к Tormenta с распростертыми объятьями, повторяя шепотом «эй, девочка» и пытаясь ее успокоить. К тому времени, как я хватаю за ее гриву и обнимаю за шею, чтобы удержать, Ганнибал уже забрал подвеску и занял свое место в самолете. Дверь закрывается, и самолет начинает взлетать. В шуме двигателей я различаю какое-то эхо — кто-то отчаянно сигналит. Я подхожу к противоположному краю плато. На обочине дороги стоит грузовик. Я разгневанно грожу самолету кулаком: если бы это случилось на несколько минут позже, я бы снова исчез и забрал бы подвеску с собой, так что Ганнибал бы ее никогда не увидел! И тут я слышу высокий свист и замечаю, как солнце отражается от чего-то металлического в одном из окон самолета. Словно робот, я поворачиваюсь и вижу, как подгибаются ноги Tormenta, и она падает на землю, в лужу крови, которая растекается все больше и больше... Н-е-е-е-е-е-т!!!

* * *

Члены «Сети» по всему миру испытывают одинаковое отчаяние.

— Профессор Тэмуджин, ведь у Ганнибала уже была подвеска. Ему не обязательно было убивать лошадь Пабло!

— Совершать такую бессмысленную жестокость… У этого человека черная и испорченная душа. Если он станет всемогущим и бессмертным, его никто не сможет остановить. Кто знает, какие ужасные планы он вынашивает?

— И теперь у него как минимум три фрагмента звезды из пяти!

— Это гонка на время. Мы должны найти оставшиеся два фрагмента раньше него.

— Есть ли у нас шансы?

— Мы можем попытаться…

Прочитайте новую историю саги о легендарных лошадях!Zaldia

Загрузить: